Гиллелизм

Подготовительный комитет первой общины Гиллелитов имеет честь обратиться к Вам с просьбою, исполнением которой Вы окажете значительную услугу делу разъяснения еврейского вопроса. Мы просим Вас:

1) Устройте собрание из некоторого числа лиц, принадлежащих к еврейской интеллигенции Вашего города, и прочтите им приложенное при сем письме Обращение. Если Вы почему-либо не можете или не желаете сделать это лично, то просим Вас поручить это какому-нибудь другому знакомому Вам лицу.

2) По прочтении обращения не подвергните его дебатам и обсуждению, так как предлагаемое нами дело слишком серьезно и вместе с тем слишком ново для большинства слушателей и преждевременное, необдуманное и не прочувствованное обсуждение его могло бы убить его в зародыше. Пусть каждый из слушателей Ваших серьезно обдумает дома слова наши, а по истечении недели после публичного прочтения нашего Обращения устройте вторичное собрание из лиц выслушавших Обращение наше, и на этом вторичном собрании людей уже подготовленных подвергните предложение наше всестороннему обсуждению, давая каждому возможность высказать подробно свое мнение. Так как некоторые места нашего Обращения требуют особого внимания, невозможного при публичном чтении, то желательно, чтобы большинство участвующих во вторичном собрании предварительно прочли себе наше Обращение дома.

3) После подробного обсуждения предлагаемого нами дела откройте подписку для тех лиц, которые в принципе одобряют нашу идею, хотя бы они может быть в некоторых деталях расходились с выраженными нами мыслями. Образец подписного листа при сем прилагаем. Обращаем внимание Ваше на то, что подписью своею никто на себя никаких обязательств не берет: сведения о лицах, одобряющих идею нашу, нам нужны только для целей статистических, для того чтобы мы могли узнать, много ли и какого именно рода сторонников наша идея нашла и следует ли нам поэтому приступить к ее осуществлению или нет. Во избежание всякого недоразумения или опасения мы обращаем также внимание Ваше на то, что ничего противогосударственного или нелегального мы не замышляем. Когда по истечении некоторого времени из полученных отовсюду сведений мы увидим, что наша идея находит достаточное сочувствие, тогда мы самым легальным образом начнем хлопотать о получении Правительственной санкции и по получении таковой приступим к устройству первых оффициальных общин Гиллелитов и Гиллелитского Синода. У нас имеются данные, о которых нам здесь распространяться неудобно, заставляющие нас надеяться, что санкция Правительства легко будет нами получена.

4) После прочтения нашего Обращения на первом собрании просим Вас передать настоящую рукопись нашу какому-нибудь другому подходящему лицу в Вашем городе или переслать ее какому-нибудь лицу в другой город с просьбою, чтобы это лицо от себя устроило новое собрание иных лиц и исполнило те же просьбы с которыми мы обратились к Вам.

5) Сведения о лицах, одобряющих идею Гиллелизма, т.е. выполненные Подписные Листы, просим присылать секретарю Подготовительного Комитета по адресу: "Г-ну ..... в г. ....., ул. ....., Nо ....."

Образец Подписного Листа. *) Сведения о Гиллелизме.

От ..... (фамилия собирающего подписи) ..... из ..... (город) .....

Не принимая на себя никаких личных обязательств и сохраняя за собою право не соглашаться с некоторыми деталями, мы, нижеподписавшиеся, заявляем, что проект Гиллелизма мы в принципе одобряем и осуществление его - путем строго легальным - считаем желательным. *) До передачи нашей рукописи в другие руки просим Вас оставить у себя копию "Образца Подписного Листа".

No	Подпись	Имя и фамилия (отчество)	Точный адрес	Лет от роду	Занятие и общественное положение

Предварительное замечание. В нашем Обращении мы употребляем часто выражение "еврейский народ", хотя по нашему убеждению выражение это не точно; мы употребляем это выражение единственно ради удобства.

Братья евреи! Во имя спасения многомиллионной массы братьев наших, повсюду гонимых и презираемых, страдающих уже так много столетий и обреченных повидимому еще на дальнейшие страдания без какого-либо предвидимого конца, мы поставили себе задачу найти какое-нибудь рациональное решение еврейского вопроса, найти какой-нибудь осмысленный и почетный выход из того несчастного заколдованного круга, из которого до сих пор никакого выхода не было и из которого только отдельные единицы по временам вырываются с болью в сердце и с пятном лжи и измены на совести. Мы много думали над решением еврейского вопроса, мы много увлекались и блуждали, прежде чем мы наткнулись на тот выход, который кажется нам единственно рациональным и который мы теперь предлагаем на Ваше обсуждение. Но обращаем Ваше внимание на то, что Вы услышите от нас слова новые, к которым ухо Ваше еще не привыкло. Просим Вас поэтому не судить о предлагаемом нами деле по тому первому впечатлению, которое оно произведет может быть на Ваше непривычное ухо, а серьезно и беспристрастно обдумать и прочувствовать его. Сионисты в первую минуту может быть закроют свои уши на слова наши, полагая, что мы еще не достаточно созрели в еврейском патриотизме, чтобы понять все значение Сионизма; мы должны поэтому заметить, что инициаторы нашего дела еще недавно принадлежали к самым горячим Сионистам и были таковыми уже в то время, когда большинство теперешних Сионистов еще стояло совершенно вдали от этого движения; и мы отказались от этой идеи не вследствие недостаточной любви к ней, а только вследствие неумолимых доводов разума, которые окончательно убедили нас, что Сионизм есть только увлекательный плод недостаточного понимания сущности еврейского вопроса и что он этого вопроса ни на волос не ослабит даже в том случае, если бы мечта эта и могла когда-либо осуществиться. На рутинеров непривычное предложение наше в первую минуту может быть произведет впечатление чего-то химерического; но если они хорошо вдумаются в слова наши, они легко убедятся, что идея наша, напротив, вызвана именно рядом разочарований и желанием положить наконец предел бесконечному кормлению народа нашего бесплодными фантазиями в роде мессианизма набожной массы, Сионизма, искусственных фальшивых компромиссов и т.п. Цель наша состоит именно в том, чтобы дать нашим страдающим братьям исход реальный, практический, нечто осязательное, ясно и легко исполнимое и при том не в отдаленном сомнительном будущем, а уже теперь, безусловно, без колоссальных капиталов и сверх-естественных сил. Просим поэтому еще раз наших слушателей не поддаваться первому впечатлению, а выслушать нас внимательно и обдумать основательно и беспристрастно слова наши.

Мы страдали, страдаем и намерены дальше страдать. Но поставим себе ясно вопрос: во имя чего мы собственно страдаем и обрекаем на бесконечные страдания ни в чем не повинных детей наших и внуков? Когда дети наши задают нам этот вопрос, почва под нашими ногами колеблется и мы начинаем давать самые запутанные и софистические ответы. Но людям интеллигентным не подобает подставлять свою спину под удары бессознательно, а людям благородным не подобает обречь на бесконечное гонение и презрение детей своих и целый ряд потомства своего с индифферентною беззаботностью, не уясняя себе, к чему и во имя чего это делается. Итак кто мы такие и во имя чего мы страдаем?

Когда предки наши были еще людьми глубоко верующими, ответ на поставленный выше вопрос был вполне ясен: "Все люди, исповедующие единственно истинную религию, т.е. еврейскую, составляют один народ братьев, где бы они ни жили, каким бы языком они ни говорили и откуда бы они ни происходили, ибо все эти земные вопросы не имеют никакого значения перед вопросом главным, т.е. вопросом о религии. Все те не исповедующие еврейской религии совершенно нам чужды, хотя бы эти целые сотни лет жили с нами на одной земле, имели бы с нами один разговорный язык (например немцы христиане с немецкими евреями, испанцы христиане с совершенно объиспанившимися испанскими евреями), или хотя бы они имели несомненно одинаковое с нами происхождение (например разные семитические народы)". Почему и к чему мы страдаем? "Потому что так Бог велел; но придет Мессия... и т.д., и т.д. Во имя чего мы страдаем? "Во имя святой правды!" Эти ответы были настолько ясны и удовлетворительны, что с ними можно было смелою душою ходить на костры и переносить все утонченные муки инквизиции; эти ответы отец мог смело давать своим детям и не только вполне удовлетворять их, но сознавать, что совесть его перед ними вполне чиста.

Но когда стены гетто стали падать, когда евреи подобно другим народам стали проникаться светским образованием и религиозные верования наши начали слабеть, интеллигенция наша начала терять почву под ногами и ответы на поставленные выше вопросы стали все более и более затуманиваться. Переставши верить, что вся цель человеческой жизни состоит в стремлении к возобновлению жертвоприношений в Иерусалимском храме, интеллигентные евреи стали замечать крайнюю беспочвенность своего положения. "На всем земном шаре", говорили они, "все люди считают своей родиной ту страну, в которой они действительно родились, где родились и работали их отцы и деды, где они с самого рождения сжились с землею, населением, фауной и флорой, с климатом и всеми атмосферическими особенностями, без которых они уже тосковали бы и чахли, где все им знакомо и дорого; мы же в нашей фактической родине держим себя как чужие, называем родиной отдаленную, совершенно чуждую уже нам страну, в которой 2000 лет тому назад жили наши предки. Все люди называют своим родным, любят и лелеют тот язык, на котором они действительно говорят, - мы же называем своим языком тот, на котором даже 2000 лет тому назад никто из наших предков уже не говорил. Зачем мы сковали живущую еще религию наших предков с давно умершею уже национальностью и страною их?" Так давно уже говорили интеллигентные евреи, и под влиянием идей, посеянных великою французскою революциею, у интеллигентных евреев, потерявших старую почву под ногами, появилась и постепенно укреплялась новая формула: "мы французы, немцы, поляки и т.д. Моисеева вероисповедания".

Многие из наших братьев в различных странах еще крепко держатся этой формулы; но для всякого человека, умеющего рассуждать и не закрывающего слепо глаза на очевидные факты, теперь не подлежит уже сомнению, что формула эта основана на софизме и фальши, что это есть искусственно и насильственно созданный компромисс, с которого обыденные факты жизни на каждом шагу грубо срывают плохо приклеенную маску. Формула эта фальшива в обеих своих половинах. Когда например наши польские братья говорят самым искренним и даже фанатическим образом "наша Польша, наш польский язык, наши польские имена" и т.п., поляки католики отвечают им: "пошел! ты жид, а не поляк! все твои не дипломатизирующие братья говорят открыто, да и ты сам говоришь постоянно в твоей синагоге, когда мы тебя не видим, - что вы составляете особый народ израильский, что вы ничего общего с нами не имеете, что ваша страна Палестина; польскому языку ты только научился, чтобы маскировать себя перед нами, родной же язык твой есть жаргон, которым говорят все твои необразованные братья и которым будут говорить и твои потомки, если они обеднеют и вместо того, чтобы быть вышколенными докторами или адвокатами, должны будут быть ремесленниками или носильщиками. Ваши имена это Мойше и Ицек, или в крайнем случае Мойсей и Исаак, и вы только переделываете их для того, чтобы мы вас не узнавали и крадете для себя имена от святых совершенно чуждой вам католической церкви. Мы вас и так не любили бы, как не любим всякой чужой нации и религии; но когда мы видим, как вы прилизываетесь к нам и подшиваетесь под нашу шкуру, мы бесконечно презираем вас. Не лезьте к нам, потому что мы вас знать не хотим". Такова фальшь первой половины упомянутой формулы. Вы, интеллигентные евреи, употребляющие для себя определение "Моисеева вероисповедания", говорите ведь прямую ложь, так как вы ведь ничего общего с этим вероисповеданием не имеете, вы не веруете, не исполняете Моисеевой религии и даже стыдитесь ее и тщательно скрываете ее. Но даже и в этой лжи вашей вы не последовательны, потому что последовательность в этой путанице понятий невозможна. Когда дети ваши говорят вам: "Если мы Моисеевой религии, то почему вы не учите нас этой религии, почему мы не исполняем ее?" - тогда у вас являются какие-то смутные угрызения совести, вы водите детей в синагогу, где они впрочем ничего не понимают, говорите им об израильском народе, о чисто национальных еврейских законах и праздниках, - а затем сознаете, что это фальшь, противоречащая вашим убеждениям и вашей новопринятой национальности, - и вы опять долго молчите, и вы бьетесь как рыба в сети и вам неловко смотреть в глаза вашим детям, а дети ваши с грустью чувствуют какую-то пустоту и фальшь. Моисеева религия вся основана на национальности и для национальности и называть себя например поляком Моисеева вероисповедания есть то же самое, что называть себя портным, принадлежащим к сапожникам. Кто же вы наконец такие? Какие-то летучие мыши, бросающиеся из лагеря в лагерь, от птиц к четвероногим и не знающие, к кому себя причислить? Это тяжелая фальшь, которой ни один нормальный человек долго выносить не может, и поэтому детям или внукам всех этих лиц, объявивших себя немцами, поляками и т.п. Моисеева вероисповедания, раньше или позже, после долгой и тяжелой душевной борьбы, приходится искать спасения в единственно возможном для них исходе - в крещении. Как ни индифферентными они нам кажутся, в действительности каждый из них совершает этот шаг с болью в сердце, сознавая смутно, что он делает какую-то ложь, какую-то измену, но не имея другого выхода.

На смену обанкрутившейся идеи об Арийцах Моисеева вероисповедания явилась в последние два десятилетия новая идея - идея Сионизма. "Мы не поляки, немцы и т.п." говорят Сионисты, "а евреи по национальности, помимо религии, и как таковые мы должны стремиться к самобытности и самостоятельности на земле наших предков". Идея эта не новая, а существует уже 2000 лет, только раньше она не выходила из области книг и поэзии, а теперь старается входить в практику. Почва для этой идеи всегда была готова, так как благодаря своей религии евреи с самого детства изучают Библию и пропитываются любовью, хотя чисто платоническою, к этим прекрасным картинам прошлого. Так, под влиянием рассказов детских лет, у всех народов всегда готова почва для идей о золотом веке, о различных мессианизмах, о царстве тысячи и одной ночи, и достаточно иногда толчка, чтобы идеи эти вызвали движение масс, часто полное увлечения, но к сожалению всегда только временное и скоропреходящее, вследствие отсутствия реальных опор. Между подобными вспышками фантастического увлечения и реальными массовыми стремлениями есть огромная разница. Так например у всех действительно существующих народов, потерявших самостоятельность, идея возрождения, т.е. свержения чужого ига, существует непрерывно с большею или меньшею надеждою на исполнимость этого стремления, но всегда ясно и сознательно; такое сознательное и непрерывное стремление существовало и у евреев, пока они действительно существовали еще как народ, хотя и порабощенный, т.е. жили на одной земле и говорили одним (хотя и не библейским уже) языком; но когда еврейского народа фактически не стало, стремление к возрождению еврейского народа превратилось в мечту чисто религиозную, которой никто социально-политического значения уже не приписывал. Под политической формой Сионизма стремление это явилось в последнее время искусственно и искусственно же пропагандируется. Но как эта идея ни увлекательна, холодный разум к сожалению срывает с нее весь ореол ее прелести. Идея эта, как основанная на чувствах, раз запавши в сердце, с трудом удаляется оттуда; и мы признаемся, что нам самим, некогда пламенным Сионистам, не легко было отказаться от этой идеи. Но помните, что мы, еврейская интеллигенция, обязаны думать о миллионах темных братьев наших и что, когда дело касается будущности всех этих братьев наших, нам увлекаться поэзией непростительно.

Прежде всего констатируем тот факт, что народ еврейский давно, давно уже не существует, а существуют рассеянные по всему миру люди, связанные между собою только одинаковостью веры или внешнего ярлыка этой веры и благодаря этому также одинаковостью страданий, вызванных исключительно принадлежностью к этой вере. Выражение "еврейский народ", которое по традиционной привычке употребляется нами и преследователями нашими, есть только следствие иллюзии, обмана чувств и укоренившейся метафоы, подобно тому, как о портрете какого-нибудь лица мы говорим обыкновенно "вот такое-то лицо", хотя лицо это уже давно умерло и в портрете оставило нам только свою тень. Основываясь исключительно на чувствах своих, Сионисты скажут, что мы играем словами и что дело не в названии, а в сути, - поэтому мы ниже покажем, на каком обмане чувств основана иллюзия о еврейском народе, а пока разберем вопрос теоретически.

Выясним себе сначала, что такое народ. Если миллионы людей рассеянных по свету имеют рыжие волосы, они имеют между собою этот один общий признак; но можем ли мы их благодаря этой общности назвать народом? Очевидно нет. Если они из-за этих разных волос подвергаются одинаковым насмешкам толпы, одинаковому недоверию или преследованию, основанному на предрассудке, тогда они имеют уже между собою много общего; но назовете ли вы их поэтому народом? Очевидно нет. Какие же общие признаки требуются для того, чтобы какая-нибудь группа людей могла называть себя народом?

Обыкновенно мы называем народом большую группу людей, говорящих одним языком, живущих на одной земле, представляющих одно самостоятельное политическое целое, исповедующих одну веру и т.п. Это народ нормальный. Отнимите у народа постепенно один из этих признаков за другим, и он превращается в народ ненормальный, больной, но все-таки кое-как еще продолжает существовать и может еще стремиться к выздоровлению. Отнимите у народа - возьмем для примера положим народ польский - политическую самостоятельность, - это будет удар до того тяжелый, что многие ошибочно считают подобный народ даже уже мертвым, - но народ все-таки останется народом. Нанесите ему еще более тяжелый удар, удар небывалый и страшный, вырвите его с корнем из родной земли и рассейте его так по всему миру, чтобы он нигде не составлял большинства, а повсюду изчезающее меньшинство, - тогда наступит его агония и ему предстоит скоро умереть, разложиться и раствориться в окружающих элементах; но даже после этого убийственного удара, пока он, хотя рассеянный, еще говорит своим языком, он еще живет, и о всех рассеянных членах его все еще скажут (если положим это случилось например с народом польским): "это поляки". Но пусть исчезнет польский язык - и тогда существование польского народа окончательно и бесповоротно прекращается и переходит в область истории. Если бы после такого исчезновения языка все члены этой нации даже на веки веков сохранили каким либо способом свою родословную самым строгим образом, если бы каждый из них даже имел какой-нибудь определенный органический признак, делающий общее происхождение их несомненным, - никто все-таки тогда (т.е. после потери языка) не скажет уже об них "это поляки", а в крайнем случае скажут об них только: "это потомки существовавшего когда-то польского народа", подобно тому, как есть потомки готов, галлов, кельтов и т.п., но нет уже самих народов этих. Ибо язык именно есть та связь, которая делает ту или другую группу людей народом. Представьте себе, например, что каким-нибудь чудом сербы потеряли свой язык и заговорили все по польски; существовал ли бы тогда сербский народ? Нет, вы сказали бы, что Сербия населена поляками, несмотря на то, что они и местом жительства, и происхождением, и религией совершенно отличаются от поляков Привислянского Края; и они не только называли бы себя поляками, но постоянно тяготели бы к Польше, ибо язык именно и есть то, что творит народ. В Австрии есть различные народы, которые, с тех пор как история их знает, жили и живут всегда рядом, друг возле друга, несравненно ближе друг к другу, чем например Воронежцы с Вологодцами; они имеют одно государство, одну религию и т.д., - и все-таки они представляют совершенно чуждые и враждебные друг другу народы исключительно только потому, что они говорят различными языками; между тем Австрийские немцы и Пруссаки отличаются друг от друга и местом жительства, и государством, и религией, - а все-таки, благодаря исключительно единству их языка, мы должны и тех и других соединить под именем немецкого народа и сами они друг к другу тяготеют. Ибо язык есть самое священное достояние человека; на нем он мыслит, радуется и печалится, с ним связано его самосознание, а следовательно и его индвидуальное существование. Если бы не было различия языков, не было бы и различия народов; существовали бы тогда группы территориальные, политические, религиозные, но не национальные. Насколько немыслимо отделить друг от друга понятия "язык" и "народ" видно из того, что в некоторых языках оба эти понятия прямо обозначаются одним и тем же словом.

Мы, рассеянные по всему миру евреи, не имеющие не только политической самостоятельности, но и какой-либо определенной населяемой территории, а главное - не имеющие самого необходимого фундамента народности - языка, не представляем собою не только народа, но даже малейшего намека на народ, а мы составляем только группу людей, имеющих одну общую религию, или вернее приписанных к одной религии, так как многие из нас этой религии даже не исповедуют. Некоторые, правда, говорят, что у нас есть свой язык, древне-еврейский; но вы ведь знаете, что это ложь. Этот язык принадлежал когда-то народу, жившему в отдаленной древности, но мы с ним ничего общего не имеем; если бы не религия наша, мы бы этого языка и знать не хотели; этот язык для нас также труден и чужд, как для всякого нееврея. Правда, специально у нас с вами, любезные слушатели, есть общий язык, на котором говорили наши отцы и деды, на котором большинство из нас самих говорило в детстве и часто говорит еще и теперь - это жаргон. Если бы мы этот язык культивировали и заставили бы говорить на нем наших детей и внуков, то это дало бы нам некоторое право называть себя особым народом. Это был бы действительный народ, а не фиктивный; но ни с евреями других стран, ни с Палестиной этот народ кроме религии не имеет ничего общего и тяготеть без фальши он должен был бы только к своей действительной родине, т.е. к Западной России и Польше, и к своему действительному языку, т.е. к жаргону. Такое национальное самосознание было бы, если не желательно, то по крайней мере естественно; но так как культивирование такого западно-русско-немецкого народа, признающего Балтийско-Черноморскую полосу своей родиной, а жаргон своим языком, ни одной из еврейских партий не признается ни желательным, ни мало-мальски целесообразным или имеющим какие-либо шансы на будущее, то мы об нем говорить совершенно не будем. Выражение "народ еврейский" (в смысле "панъюдаистический"), к которому мы так привыкли, есть следовательно выражение вполне ошибочное, которое благодаря религии и ее неизменяемым терминам все еще передается из рода в род, хотя бы оно с незапамятных времен сделалось уже полнейшим анахронизмом, подобно многим другим религиозным терминам и обычаям.

"Но", скажете вы, "у нас есть общее происхождение, общая история, общая судьба и страдания, общие обычаи". Но всмотритесь повнимательнее в эту историю и вы увидите, что уже от двух тысячелетий она не представляет собою и тени какой-либо истории народа, а совершенно несомненно составляет собою исключительно только историю религиозной группы. К этой истории целиком принадлежал и принадлежит всякий человек, исповедующий еврейскую религию, хотя бы даже еще отец его ничего общего с еврейством и Палестиной не имел: с момента принятия им еврейской веры он входит в еврейскую историю; с другой стороны всякий не исповедующий еврейской религии не имеет с еврейской историей ровно ничего общего, хотя бы еще дед его был самым преданным евреем. Может ли следовательно быть какое-нибудь сомнение в том, что та история, которую мы по древней привычке, когда-то в отдаленной древности имевшей основание, называем ошибочно историей еврейского народа, есть ничто иное, как исключительно только история еврейского вероисповедания? То же самое и с нашей судьбой и с нашими обычаями, которые не содержат в себе ни капли чего-либо народного, чего-либо Палестинского, и общность которых происходит исключительно только от общности нашей религии и страданий, вызванных этой религией. Единственный слабый признак, который нашим националистам дает еще некоторое право называть нас народом, есть общность нашего происхождения. Но во первых эта общность происхождения далеко не так несомненна, как многим - под влиянием опять таки религиозных традиций и формул - кажется. Вспомните о множестве людей, выпадавших из еврейства в другие народы (например исчезновение 10 колен, т.е. 5/6 всего народа, еще в отдаленной древности, массы постоянно принимавших и принимающих иные религии); вспомните множество людей посторонних, вливавшихся в еврейство (например массы новообращенных евреев в последнюю эпоху Рима, когда люди принимали ведь не только христианство, но и еврейство; целый народ Хазарский, принявший еврейство и несомненно общившийся с другими евреями; еврейские неофиты заграницей и потомки многих "жидовствующих" и "субботников" в России; и т.п.). Но не будем об этом распространяться, а допустим, что действительно все евреи происходят от Израиля, а все не-евреи не от Израиля; что же из этого следует? Разве живой народ творится запыленными историческими хартиями и родословными? Какому из существующих народов есть какое-нибудь дело до того, кем были в отдаленной древности его предки, были ли они израильтянами, филистимлянами, скифами, готами, гуннами, германцами и т.п.?! Это дело историков, а не народа, который своего происхождения не чувствует и чувствовать не хочет, если его не связывают какие-нибудь узы фактически еще существующие, т.е. если общность существующего еще родного языка не делает его взаимно связанным между собою народом или общность веры не делает его взаимно связанной между собой религиозной группой. Отнимите вы эти фактические узы - и тогда завтра же всякая связь между бывшими членами прежней массовой единицы моментально прекращается и члены становятся друг другу навсегда и окончательно совершенно чуждыми и знать друг друга не захотят, хотя бы даже известно было самым несомненным образом, что они все несколько тысяч лет тому назад имели общего отца. Что например связывает между собою финнов и венгерцев, хотя несомненно известно, что они не только одного происхождения, но что они составляли один народ даже сравнительно еще очень недавно, когда евреи давно уже единого народа не представляли? А так как у евреев общего языка нет, то их связывает исключительно только общность религии. Когда русский народ перешел из язычества в православие, он ничуть не перестал быть русским народом; если бы он сегодня принял лютеранство, он все остался бы тем же народом, потому что членов его связывает в единое народное целое общность языка; но пусть так называемый еврейский народ примет сегодня другую религию, и тогда моментально еврейский народ навсегда исчезнет бесследно. Неправда ли? Можете ли вы сомневаться в этом? Можете ли вы даже вообразить себе еврейский народ без еврейской религии? Если же мы сознаем, что с уничтожением еврейской религии моментально и окончательно исчез бы еврейский народ, то это уже доказывает вполне ясно и несомненно, что еврейского народа нет и что евреи составляют только группу людей, связанных между собою исключительно только религией, не взирая разумеется на то, исполняют ли они действительно предписания этой религии или только причисляют себя к исполняющим ее.

Вы скажете, может быть: "если евреи связаны между собою только религией, то почему же еврей, даже совершенно не верующий, чувствует себя так неуютно между не-евреями, а так уютно между евреями, точно между родными? не доказывает ли это, что евреев связывает между собою еще нечто другое кроме религии?" Нет! Ибо это чувство мы себе совершенно ложно истолковываем. Присмотритесь внимательно к этому чувству, и вы увидите, что то чувство, которое привязывает вас к другому еврею, основано исключительно только на общности религии, хотя бы ни вы, ни ваш собеседник этой религии не держался: эта общность религии дает вам гарантию, что ваш собеседник не назовет вас жидом, не отнесется к вам с презрением как к какому-то парию, не будет в вас видеть врага, которого Талмуд может быть воспитал Бог знает на каких гадостях; что он провел свои детские годы в тех же верованиях, праздниках, что и вы, а одинаковость детских впечатлений сближает людей даже и тогда, когда вера, вызвавшая эти впечатления, давно уже исчезла. Все эти чувства привязывающие еврея к еврею, основаны следовательно исключительно только на религии и связанных с нею явлениях. Если к некоторой группе евреев вас привязывают еще какие-то другие чувства, то это чувства чисто местные, не имеющие ничего общего ни с панъюдаизмом, ни с Палестиной. Так например литовский еврей чувствует себя хорошо в обществе литовского еврея потому, что кроме вышеуказанной связи религиозной их обоих связывает еще общность духа, вынесенного из литовских местечек, общность воспитания и воспоминаний, общность жаргона, который дорог им невольно как язык детства, общность ударов и правовых ограничений, под которыми они живут, благодаря своей религии. Для того чтобы у вас не оставалось сомнений относительно истинного характера взаимной привязанности еврея к еврею, которую вы неверно называете панъюдаистическим еврейским национальным самосознанием, вообразите себе, что вам представили на выбор жить в городе, населенном караимами^*, или жить в городе, населенном коренными русскими, принявшими талмудическое еврейство (если бы такой факт по закону был возможен); положите руку на сердце и скажите, где вы бы себя чувствовали уютнее? не подлежит сомнению, что вы выберете город, населенный русскими, принявшими талмудизм; ибо в нем вы будете себя чувствовать вполне как среди своих, там будут вполне равные вам, которые никогда не будут вас корить ни вашим жидовством, ни бесправием; среди караимов же вы будете чувствовать себя как среди чужих, которые будут относиться к вам с ненавистью и презрением. А между тем первые ведь несомненно ничего общего с евреями кроме религии не имеют, вторые же несомненно полнокровные евреи, происходящие от Авраама, Исаака и Якова! Вы видите следовательно, что то чувство взаимного расположения евреев друг к другу есть не какое-то национальное самосознание, а просто следствие общности религии и связанной с этим общности положения.

Кто же мы такие? Будучи разрозненными группами, связанными между собою только общностью религии, мы в национальном отношении единого еврейского народа давно уже не составляем, выкристаллизоваться по естественным своим языкам и местам жительства в новые отдельные народцы не имеем никаких шансов, а влиться в окружающие народы благодаря национально-исключительному духу нашей религии не имеем возможности. Мы в национальном отношении следовательно обречены на вечное висение между небом и землею, и в этом-то и состоит весь трагизм нашего положения.

Итак и холодный разум, и уясненное чувство приводят нас к неумолимому выводу, что общееврейского народа давно нет и тени, что выражение "еврейский народ", "еврейский патриотизм" основаны только на недоразумении, на путанице понятий, вызванной традициями нашей религии; что панъюдаистический национализм, а следовательно и вызванный им Сионизм как естественный идеал сам для себя у нас не существует и существовать не должен. Но может быть Сионизм хорош с утилитарной точки зрения, т.е. может быть он хорош как способ для прекращения страданий наших братьев? Если мы народа не составляем, то может быть полезно было бы, чтобы мы искусственно создали из себя народ? Может быть для материального и нравственного спасения миллионов людей, страдающих за еврейскую веру, полезно объединить их одним языком, на котором когда-то говорили иудеи, соединить их на одной земле, которая когда-то была населена иудеями, дать им политическую самостоятельность и т.д.?

Как ни увлекательна подобная мечта с первого раза, зрелое обмышление заставляет ответить на поставленный выше вопрос: "нет, положительно нет! это утопия, которая сбыться не может, а если бы она даже когда-либо могла сбыться, то она в конце концов ни к чему не повела бы". Во первых снимите на минуту, Сионисты, пелену с увлеченных глаз ваших и посмотрите, как шатки, как детски фантастичны те данные, на которых вы строите свои надежды. Вы говорите: "мы заселим Палестину и затем поднимемся против Турции, или соберем деньги и откупим Палестину от Турции, устроим государство, будем иметь консулов и т.д., и т.д. Но если даже допустить, что у вас есть огромные силы, что есть сотни тысяч евреев готовых тронуться со своих мест и пойти в Палестину, то неужели вы думаете, что Турция, которой Сионизм ведь известен, смиренно допустит такую обширную колонизацию, которая могла бы стать для нее опасной? Неужели вы думаете, что государства так легко покупаются, особенно еще такой огромной важности край, как Палестина, который ведь не может быть сравнен с какою-нибудь ничего не значущей Аляской? Под влиянием такой прекрасной декорации, как конгрессы, народное знамя, народный банк, раздутые сведения о массах подписываемых акций, ободрительные слова тех или других частных лиц, вы энтузиазмированы; но беспочвенный энтузиазм скоро проходит, оставляя после себя еще большее угнетение духа. Государства не покупаются и за миллиарды, не говоря уже о тех крошечных суммах, которыми вы можете когда-либо располагать. Если даже допустить, что эта утопия сбылась, то как вы соедините в один органический народ чуждые друг другу еврейские элементы, не имеющие общего языка и не имеющие ничего общего кроме религии, да и то даже общей только с виду и названия, но непримиримо различной у разных партий по сущности своей? Напрасно вы ссылаетесь на примеры других народов, которые по вашему мнению воскресли, например Греки, Болгаре и т.п.: тут не может быть ни малейшего сравнения, ибо те народы никогда не умирали, они жили на своей земле, имели свой язык, и им оставалось только свергнуть с себя навязанное им иго, а не создать совершенно искусственно новый народ. Словом вам предстоят утопии за утопиями: государство вы купите, народ вы создадите, а язык вы воскресите из мертвых. Но допустим наконец, что все эти фантазии, одна другой неисполнимее, каким-то чудом сбылись, - что же тогда будет? В самом лучшем случае в Палестину перейдет один миллион евреев, а девять миллионов, т.е. почти все еврейство, волей-неволей останется на своих местах, и что же с ними будет? Как не родившиеся в Палестине, они не могут даже иметь своих консулов; но будем уже фантазировать дальше и допустим, что каким-то фокусом все внепалестинское еврейство приписалось к Палестинскому подданству и стоит под защитой консулов, - что же они выиграют? Что никто не посмеет их бить и резать без суда? Но ведь для получения этого права им не нужно консулов, ибо этим правом они, по крайней мере оффициально, пользуются повсюду уже и теперь, и никаких новых прав консулы выработать для них не сумеют; против ненависти же и презрения окружающих не защитят их никакие консулы. В глазах мира жиды останутся жидами, и все останется по старому. Выиграет, следовательно, только одна очень незначительная часть еврейства, которая будет иметь возможность пойти в Палестину; все же остальное огромное большинство, которое не будет иметь возможности уйти туда, не только ничего не выиграет, но положение их еще значительно ухудшится, ибо тогда-то именно наши преследователи получат некоторую моральную почву под ногами и на каждом шагу будут кричать нам: "убирайтесь в свою Палестину!" Но наконец даже упомянутая небольшая горсть евреев в самой Палестине выиграет ли хоть она что-нибудь? Нет! ибо действительные картины будущей самостоятельной Палестины будут очень сильно разниться от поэтических картин бывшей Палестины. De iure Палестина принадлежит теперь Турции; допустим, что совершится ряд чудес и Палестина перешла в руки евреев, - тогда ведь и им она будет принадлежать только de iure; de facto же Палестина давно уже принадлежит и будет всегда принадлежать могущественному христианскому миру, который на каждом шагу имеет там самые священные святыни свои, об устранении или ослаблении которых не дерзнет мечтать даже самый отчаянный фантазер и утопист. Как жалко же было бы там положение евреев в роли мнимых хозяев страны! В так называемом доме своем им было бы гораздо хуже, чем на чужбине, ибо на каждом шагу они были бы связаны, все было бы им запрещено. В своем доме евреям не захочется быть смиренными рабами, и стычки с христианами вечно будут; но как бы евреи ни были даже смиренны, они исконных врагов не удовлетворят, вечно будут крики на так называемое еврейское нахальство, все это будет горько отзываться на евреях всего земного шара; евреи в Палестине будут вечно как на вулкане; они будут там в положении тех евреев, которые когда-то в Малороссии арендовали церкви и были потом бесчеловечно вырезаны; не прекратятся в Палестине давления и волнения до тех пор, пока наконец все это не кончится опять изгнанием евреев.

Подведем же теперь итог всему вышесказанному и мы поймем, что сущность Сионизма состоит в следующем: Во имя идеи, не имеющей никакой логической подкладки, мы стремимся к цели, не имеющей никаких шансов на достижение; мы стремимся туда дорогами, проложенными в воздухе и вымощенными одними только теориями и фантазиями; если же допустить уже, что для нас совершится ряд чудес и что эти фантастические дороги привели нас к нашей утопической цели, - то тогда, тогда... мы увидим..., что после всего этого ряда чудес мы... в конце концов ничего не достигли, что все осталось по старому, что все стало даже гораздо хуже!

Мы знаем, Сионисты, что слова наши будут вам неприятны и вы, может быть, заткнете себе уши, ибо трудно отречься от мечты, в которую верить хочется; но помните, что от нас ждут спасения 10 миллионов страдающих братьев наших и это нам не позволительно заниматься поэзией и мечтать, но что мы обязаны мыслить.

Что же нам делать? Оставаться в теперешнем положении невозможно, ибо оно несносно и мы непременно должны искать выхода из него, если уже не ради себя самих, то ради детей и потомков наших и ради миллионов темных беспомощных братьев наших, которые от нас, интеллигенции, ожидают и вправе ожидать спасения. Равнодушное ничего-не-делание с нашей стороны было бы преступлением. Но те дороги, которые нам до сих пор указывались; а именно национализм Моисеева вероисповедания и Сионизм, составляют, как мы выше доказали, ни на чем не основанную и ни к чему не ведущую игру слов и пустую фантазию. Что же, спрашивается, нам делать и в чем искать спасения?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мы уясним себе прежде всего следующие выводы, которые вытекают из всего того, что мы выше говорили, а именно: несмотря на всевозможные софизмы, самообман и путаницу понятий, как с нашей стороны, так и со стороны наших преследователей, мы страдаем в сущности ни из-за чего другого, как только и исключительно из-за нашей религии и связанных с нею явлений, т.е. не из-за духа ее (который ведь во всех религиях одинаков), а только из-за внешней формы ее; с уничтожением этой внешней религиозной формы еврейский вопрос исчез бы моментально как по мановению волшебного жезла; в этом не может быть никакого сомнения; до тех же пор пока еврейская религия (т.е. ее внешняя отличительная форма) будет существовать, страдания евреев никогда, никогда не прекратятся ни от либерализма народов, ни от Сионизма, ни от каких либо софизмов; ибо, вероятно под первоначальным влиянием религиозного момента распятия Христа, а потом уже просто силой традиции и привычек и бесконечной цепи взаимодействующих явлений, обстоятельства сложились к сожалению таким образом, что ненависть и презрение к еврейству вошли уже в плоть и кровь всех народов, сделались совершенно бессознательными и никогда уже не будут искорены; и сколько бы евреи ни лезли из кожи, чтобы заслуживать уважения и любви народов, слово "жид" всегда останется в глазах мира эмблемою мошенничества и всяких пороков, как слово "иезуит" уже никогда не перестанет быть синонимом коварства, хотя бы иезуиты и старались быть образцом честности; и через 100 и через 1000 лет к еврейству всегда с одинаковою силою будут относиться вещие слова Гейне: "Das Judenthum ist keine Religion, es ist eine Ungluck". Не будем поэтому фарисействовать и обманывать себя и братьев наших, а скажем себе ясно неумолимые, непреложные и неотменимые выводы истины: для спасения миллионов братьев наших и бесконечного ряда потомков наших от вечных страданий существует только один единственный способ: прекращение существования еврейской религии, т.е. не духа ее, а только ее внешней формы. Можем ли мы достигнуть этого - этот вопрос мы разберем ниже, а здесь мы сначала рассмотрим, следует ли нам к этому стремиться.

Так как мы, интеллигентные евреи, все сознаем, что внешняя еврейская религия не содержит в себе ровно ничего особенно идеального, что она не стоит выше других современных религий, а в некоторых отношениях даже ниже, хотя бы уже просто вследствие своей ветхости; так как она ничуть не составляет наших убеждений, мы ее совершенно не исполняем, видим в ней только пустой звук и часто даже просто стыдимся ее, - то спрашивается, во имя чего же мы страдаем и обрекаем на страдания детей наших? Во имя фантома, пустого фантома, которому мы сами не приписываем никакого значения! Если человек сам добровольно, без всякой цели и идеи, топит себя в болоте, то это глупо; но если он из-за одной слепой традиции, потерявшей для него всякий смысл, дает там тонуть своим слепым братьям, своим беспомощным детям, и не делает ни малейшей попытки вывести их оттуда, то это уже не глупо, а прямо бесчестно! Еврейская религия, которая по основной идее своей представляет величайшее и гениальнейшее произведение человеческого ума и сердца, - силою изменившихся обстоятельств, к которым мы не приноровились, превратилась к сожалению в подобное несчастное болото, в котором все мы тонем, сами не зная уже, во имя чего; поэтому стараться вывести оттуда себя, своих братьев и детей мы не только можем, но мы должны, мы обязаны это сделать. Со стороны наших предков упорное отстаивание внешних еврейских форм было похвально и благородно, ибо они были убеждены, что в этом кроется святая истина и спасение; с нашей же стороны это было бы только нечестным малодушием, непростительным индифферентизмом, которого никакие софистические фразы оправдать не могут; ибо мы знаем хорошо, что в сохранении внешнего еврейства нет никакой вовышенной идеи и что в нем кроются только вечные страдания миллионов братьев наших. Подобно тому, как мы, раз убедившись в гибельности невежества, обязаны были извлечь из него народ наш, несмотря на то, что приходилось ломать традиции, казавшиеся народу священными, так и теперь, убедившись, что внешнее еврейство не содержит в себе ничего священного, а только гибель и страдания, которым никогда конца не будет, мы должны вывести из него братьев наших, а не сидеть сложа руки или кормить народ беспочвенными фантазиями и оправдывать наше поведение любовью к традициям. Мы должны помнить, что темные и беспомощные дети наши имеют в нас своих единственных опекунов и что за их судьбу мы несем тяжелую ответственность перед своею совестью.

Куда же вывести себя и братьев наших и как это сделать? Следует ли нам просто отказаться от еврейской религии и, не заменяя ее ничем, объявить себя не принадлежащими ни к какой религии ("confessionslos")? Нет. Ибо: 1) это могли бы сделать только очень немногие лица, а масса никогда не согласилась бы и не могла бы согласиться остаться совершенно без религии; следовательно это было бы не решение еврейского вопроса, а просто только эгоистическое бегство отдельных лиц с оставлением всей массы своих братьев на произвол судьбы; 2) даже те отдельные лица, которые бы это сделали, сами тоже ничего не выиграли бы, ибо не говоря уже о том душевном холоде и очерствении, в которое они неминуемо попали бы вследствие отсутствия всякого душевного строя, они будут всегда подвержены недоверию и презрению со стороны окружающих, так как на таких людей окружающие всегда мимовольно будут смотреть как на людей, для которых не существует ничего святого, и, как бы высоко человечество ни стояло, людей без веры будут всегда индентифицировать с людьми без совести, без принципов, без идеалов.

Следует ли нам принять христианство? Нет, ибо это было бы нечестно по двум причинам: 1) как высоко мы ни ставили бы личность Иисуса как человека, но, заявляя с принятием христианства, что мы считаем Иисуса Богом, а Марию Богоматерью, мы, не веруя в это, совершили бы гнусную ложь, на которую ни один порядочный человек из нас не решится; 2) язычники могли принимать христианство массами, так как христианство очевидно стояло выше язычества; евреи же никогда массами принять христианство не могут, так как признание божественности Христа для них было бы сопряжено со сделкою с совестью, на которую могут решиться только отдельные единицы, но никогда не целые миллионные массы; следовательно если бы мы, отдельные лица, приняли христианство, мы явились бы опять таки только изменниками, которые сами спасли себя, а братьев своих оставили на произвол судьбы, не давая им никакой возможности следовать их примеру.

Если же мы пришли к заключению, что мы с одной стороны должны стремиться к уничтожению внешней формы еврейства, а с другой стороны ни бесцерковности, ни христианства принять не можем, то что же нам остается делать? Ответ ясен, ибо после всего доказанного нами ответ может быть только один, а именно: мы должны принять религию новую, которая должна представлять следующие данныя: 1) она должна избавить нас и потомство наше от вечного неизгладимого клейма и вечных страданий, связанных с несчастной еврейской скорлупой, которая взамен за эти страдания не дает нашей совести ни малейшего удовлетворения; 2) она должна быть доступна каждому, для того чтобы мы, присоединяясь к ней, знали, что мы не совершаем измены, а идем по тому пути, по которому могут и раньше или позже будут следовать за нами все братья наши; правда, что темные фанатики по своему невежеству долго еще будут отнекиваться от этого пути, как они отнекиваются от просвещения и цивилизации, но мы должны иметь сознание, что их удерживает от нас только невежество, а не какие-либо более веские причины, и что они следовательно раньше или позже уступят, как тьма уступает свету; 3) религия эта должна быть абсолютно чиста и не иметь в себе ничего a priori выдуманного, для того чтобы она представляла собою не мелкую секту по вкусам той или иной горсти людей, а религию единую, объединяющую, не подлежащую оспариванию и годную для всех, кто ищет истины.

Тут первая мысль, которая вероятно инстинктивно придет в голову нашим слушателям, будет следующая: "Еврейство заключает в себе какую-то особую силу, против которой всякие попытки окажутся напрасными; еврейство в течение тысячелетий до сих пор не исчезло и следовательно и в будущем не исчезнет, несмотря на всякие усилия и теории; еврейская масса никогда от еврейства не откажется". Но мнение это, несмотря на свою кажущуюся историческую силу, вполне ошибочно; вся кажущаяся назидательность еврейского бессмертия моментально исчезнет, если мы логически уясним себе причины этого странного бессмертия. Отличается ли еврейский народ действительно какою-то особою жизненностью, как могло бы показаться на первый взгляд? Нет, история нам показывает, напротив, что может быть ни один народ не бросал своего языка и своей земли, т.е. всего своего национального "я", так скоро, как евреи, и что от евреев давным давно не было бы уже и следа, если бы не их религия. Стойкою оказалась следовательно только еврейская религия. Но действительно ли она имеет в себе нечто вечное? Уже a priori можно сказать, что религия, как принадлежащая к области убеждений, индивидуальной жизни не имеет, а может держаться только так долго, пока не появляется новое убеждение лучшее и более истинное. С появлением этого последнего убеждения первое обрекается на неминуемую смерть, хотя бы оно раньше держалось в течение тысячелетий и хотя бы казалось, что масса растерзает всякого, кто осмелится тронуть в прежнем убеждении хоть один волосок. Так говорит нам логика и так говорят нам многочисленные факты из области человеческой мысли и человеческих религий. Каждый народ, каждый без исключения, упорно держался своей старой религии, сжигая живьем первых проповедников религии новой, и, судя по этому упорству, казалось, что и в миллион лет он прежней своей веры не изменит, - а между тем проходило всего каких нибудь 50 лет со дня появления первых проповедников - и народ оказывался всею массою своею перешедшим к новой религии! Отчего же одни только евреи так упорно держатся своей религии, несмотря на то, что во всех остальных отношениях они оказались гораздо менее стойкими чем другие народы, и что на них ведь производилось всегда давление гораздо более жестокое, чем на все другие народы, если уже допустить мысль, что народы меняли религию под давлением и приказом своих правителей или победителей? Созданы ли евреи из другой глины чем все народы, как говорят враги наши? Нет, причина этой стойкости очень натуральная: в то время как отдельные личности могут менять свою религию вопреки своим убеждениям, из-за материальных выгод, массы никогда этого делать не могут, ибо массовая нечестность, массовая сделка с совестью невозможна; целые народы могут поэтому менять религию только тогда, когда новая религия стоит выше старой. Языческие народы легко принимали христианство, но никакие силы в мире не могли бы заставить какой нибудь христианский народ принять язычество. Когда языческие народы встретились с христианством, они нашли в нем нечто высшее и должны были уступить; евреи же в отношении к христианству оказались в странном и исключительном положении: в начале евреи принимали христианство очень охотно, и первые христиане, как известно, рекрутировались почти исключительно из евреев; но впоследствии, при всей возвышенности чистого христианского учения, евреи встретились там с догматом о божественности Христа, которого они, как воспитанные на чистом монотеизме, принять никоим образом не могли; пропагандировать же свою религию они тоже не могли, вследствие абсолютно национального характера этой религии. Таким образом они оказались в оригинальном безвыходном положении, беспримерном во всей истории человечества: рассеянные между народами, они не могут ни раствориться в них, ни растворить их в себе. А так как религия, как и всякий формальный устав вообще, не может постепенно сам собою затираться без сознательного постановления, как затираются язык, обычаи и т.п., и так как массовое постановление со стороны евреев признать Христа невозможно потому, что массовая сделка с совестью никогда не мыслима, то поэтому изолированность евреев остается вечною, производя ложное впечатление чего-то необыкновенно стойкого и жизненного. Преследуйте евреев сколько угодно, и еврейство все-таки не исчезнет; превратите всех евреев поголовно в атеистов, и еврейская религия все-таки не исчезнет и все эти атеисты будут все-таки продолжать называть себя исповедующими еврейскую религию, а в христианство не перейдут. Но в этом ничуть не заслуга и не вина евреев, ни еврейской религии. Евреи не созданы из другой плоти и крови, чем другие народы. Кажущаяся стойкость и жизненность евреев происходит только от тех непреодолимых стен, которыми окружающие религии благодаря своим невозможным для евреев догматам, а еврейская религия благодаря своему анахронически национальному характеру обставили еврейство. Мы просим обратить внимание на этот факт и вдуматься в него хорошенько, так как только этот факт и только этот факт объясняет всю историю евреев в последние две тысячи лет и всю ненормальность их положения. В этом естественном обстоятельстве кроется весь секрет всей сверхестественной жизненности евреев и их бесконечного висения между небом и землею. Стойкость и жизненность еврейства не кроются в нем самом, а только в тех стенах, которыми он окружен; каждый народ, попавши в подобное исключительное положение, вопреки собственной воле и характеру оказался бы таким же никогда неумирающим "вечным жидом". Самый слабый ягненок, несмотря на все терзания, будет поневоле держаться упорнее самого мужественного льва, если вы окружите его стенами, которых он перескочить не может. В положении такого ягненка находится и еврейский народ, нисколько не обладая какою-то сверхъестественною стойкостью, какую многие ошибочно ему приписывают, принимая следствия за причину. Вникните в это хорошенько, потому что в этом кроется вся суть еврейского вопроса. Пробейте стену и дайте евреям возможность без немыслимой массовой лжи и унижения выйти на нейтральную почву, - и все легендарное упорство и стойкость евреев исчезнет как сон. Те массы, которые стоят теперь гранитною скалою на традициях времен давно минувших, пересыплются на новую почву гораздо легче и скорее, чем можно было предположить. Та же самая сплошная фанатическая масса, которая теперь кажется нам абсолютно недоступной для нового учения, через 50 или 100 лет будет вероятно таким же массовым фанатическим стражем нового учения, если разумеется последнее будет ей дано в доступной ее чувствам конкретной форме, а не в виде холодной абстрактной философии. Примеры этому мы видим в истории народов на каждом шагу, а евреи - повторяем - не созданы из другого материала, чем иные народы, а только находились до сих пор в исключительных условиях. Такую нейтральную спасительную почву для еврейского народа мы именно желаем создать под формою Гиллелизма, который, начавшись с малой общины, будет скоро расти и усиливаться и постепенно поглотит в себя все еврейство, превращая его из группы людей презираемой, всюду чужой и напрашивающейся - в группу людей уважаемую, всюду приросшую к натуральной родной почве и гостеприимно воспринимающую в себя своих прежних гонителей. Мы изложим сначала в кратких словах сущность Гиллелизма, а затем объясним, каким образом такое повидимому скромное дело, как основание первой общины Гиллелитов, положит начало постепенному, но бесостановочному и верному, реальному и благородному решению еврейского вопроса. Но прежде всего мы должны предупредить слушаталей, что мы предлагаем им не какую-нибудь фантастически вылелеянную мечту, а нечто вполне реальное, легальную осуществимость которого мы в достаточной мере обдумали.

Гиллелиты составляют общину чисто религиозную. Не заключая в себе абсолютно ничего национального, Гиллелизм дает каждому приверженцу своему полную возможность принадлежать или причислять себя к какой ему угодно нации. Гиллелизм не представляет собою какую-либо секту или реформированный иудаизм, так как фундаментом ему служит не какая-нибудь существующая уже религия, измененная в духе и по произволу той или другой горсти людей, а только тот природный разум и то природное религиозное чувство, которые общи всем людям. Ничего выдуманного или приноровленного к потребностям того или другого народа или партии Гиллелизм в себе не заключает.

Религия Гиллелитов не новая. По идее своей она существует с незапамятных времен в сердцах всех людей, а главный принцип ее ясно был формулирован еще 2000 лет тому назад раввином Гиллелем, имя которого наша религия теперь и носит. Наша религия есть только практическое и конкретное осуществление той религии, которая теоретически в свое время была установлена великим Гиллелем.

Вся сущность религии Гиллелитов заключается в следующих трех пунктах:

Для того, чтобы быть Гиллелитом, достаточно исповедывать упомянутые три пункта, обнимающие собою все Гиллелитскую веру. Но так как по слабости человеческой природы абстрактное учение легко забывается, если оно не обставлено известными внешними осязательными формами, то Гиллелиты сочли нужным придать своей религии также известную внешность, которая связывала бы между собою Гиллелитов и постоянно напоминала бы им о сущности их религии. Но третий пункт религии должен постоянно напоминать Гиллелитам, что это внешняя сторонв религии представляет постановления чисто человеческие, исполнение которых обязательно только для тех, кто хочет принадлежать не только по духу, но и по внешности к общине Гиллелитов. Так как необходимым условием для внешних религиозных форм есть их одинаковость для всех исповедующих данную религию, то церковь Гиллелитов устанавливает общий Синод, который будет устанавливать и регулировать внешние религиозные формы, обязательные для всех общин Гиллелитов. Таким образом для всех, желающих принадлежать к Гиллелитской церкви, к трем духовным пунктам Гиллелитской веры присоединяется еще следующий пункт Гиллелитской церкви:

Картина Гиллелизма будет однако не полна, если мы не упомянем еще об одном пункте, который составляет нераздельную, составную часть того Гиллелизма, о котором мы мечтаем. Это есть установление общего нейтрального богослужебного языка для всех Гиллелитских храмов, в какой бы стране они ни находились. Это должно соединить в одну общую могущественную братскую семью всех рассеянных по всему миру Гиллелитов, которые без единства богослужебного языка составляли бы только разрозненные бессильные кружки, не понимающие друг друга, чуждые и даже враждебные друг другу и обреченные на скорую погибель. Это должно абсолютно и навсегда отделить вопрос религиозный от вопросов национальных и искоренить наконец то прискорбное явление, которое мы замечаем во всех существующих религиях и которое принесло уже так много несчастий человечеству и так изуродовало суть религии, - а именно: что каждая религия, благодаря богослужебному языку связала себя с какой-нибудь одной или несколькими нациями, сделалась неразрывною национальною принадлежностью определенных народов, служит низменно эгоистическим интересам этих народов и вместо любви и истины сеет и поддерживает только обособленность и ненависть. Будущей могущественной и спасительной религией мира Гиллелизм сделается только тогда, если он раз навсегда, при самом возникновении и в самом существе своем отделит себя от всяких национальных вопросов и будет носить характер чистый, нейтрально-человеческий, так чтобы в каждом Гиллелитском храме каждый Гиллелит какой угодно страны и нации чувствовал себя действительно как в родном храме. Но так как для вопроса о едином нейтральном богослужебном языке большинство наших слушателей совершенно не подготовлено и готово считать его какою-то несбыточной или даже вредной химерой, то Подготовительный Комитет ставит этот пункт Гиллелизма пока только как предположение; принятие же или отвержение этого пункта будет предоставлено решению первого всеобщего конгресса Гиллелитов, на котором вопрос будет подвергнут подробному и основательному разбору, обсуждению и голосованию.

Когда полученные Подготовительным Комитетом отовсюду сведения покажут, что идея Гиллелизма находит среди еврейства достаточное сочувствие, тогда мы начнем хлопотать о получении для Гиллелизма Правительственной санкции. Лишь только санкция эта будет получена, Подготовительный Комитет разошлет всем лицам, приславшим свою одобрительную подпись, приглашение на общий конгресс первых Гиллелитов, который займется учреждением первого Синода, выработает всю внешнюю форму Гиллелитской религии, установит недельные и годичные праздники, сущность и ритуал богослужений и различных религиозных торжеств и обрядов, которые однако во все времена должны иметь характер не каких-либо религиозных законов, а только религиозных обычаев, имеющих целью духовно объединить Гиллелитов и давать им теплую поэтическую религиозную атмосферу, в которой они могли бы отдыхать во всякое время от холодной прозы жизни и постоянно сообща разрабатывать и укреплять в себе чувства истинной религии, основанной на чистом идеализме и нравственности.

Вы видите таким образом, любезные слушатели, что Гиллелизм не есть какая-то секта, а что он представляет собою чистую теософическую религию, которая давно уже исповедуется в душе всеми интеллигентными представителями всех народов и церквей и которой Гиллелизм дает только теплую конкретную форму, для того чтобы религия эта могла быть жизнеспособною и постоянно напоминающею о себе. К религии этой может со спокойной совестью присоединиться всякий нравственный человек, в какой бы церкви он до сих пор ни был воспитан. К религии этой может смело присоединиться и тот, который принципиально отвергает всякую религию; ибо не только против 2го и 3го пунктов Гиллелизма ни один мало-мальски нравственный человек ничего не может возразить, но даже первый пункт не задевает убеждений даже самого упорного атеиста, так как существование какой-то непонятной нам общемировой силы не отвергает ведь и атеист, с тою только разницей, что то, что он называет природой, мы условились называть именем Бог, нисколько не позволяя себе приписывать этой Силе какие-либо выдуманные человеком аттрибуты и предоставляя разуму и сердцу каждого человека толковать себе сущность этой Силы как ему угодно. Гиллелит атеист может под словом Бог подразумевать силы природы и мировую нравственность; Гиллелит суеверный может рисовать себе Бога сидящим на небе и владеющим адом и раем; и оба они все-таки будут хорошими Гиллелитами и ни один из них не съумеет укорить другого в безбожности, ибо ни один из них не окажется грешащим против Гиллелитской религии. Гиллелит ребенок может верить всевозможным религиозным сказкам няни; по мере подростания и образования он будет от этих сказок постепенно отказываться, а все-таки религия его ничуть не будет никогда колебаться, как это имеет место при других религиях; он никогда не должен будет сказать себе "моя религия была ложная", а на всякой новой ступени развития он будет только говорить себе: "я мою религию прежде плохо толковал себе". Благодаря отсутствию выдуманных догматов, Гиллелитская религия никогда не будет в разладе с наукой и со свободным человеческим мышлением. Храм Гиллелитов будет всегда храмом чистой философии; в нем без всякого запрета со стороны религии, а напротив, даже от ее имени, будут свободно разбираться и изучаться вопросы о сущности Бога, о нравственности, о сущности жизни и смерти, о теле и духе человеческом, об отношении человеческого и вообще животного "я" ко всей природе и о различных предположениях относительно судьбы этого "я" после прекращения видимой жизни индивидуума; о жизни естественной и поступках противоестественных, о которых третий пункт нашей религии выражается, что они "Богу не нравятся" и т.п. Только в храме этом, пропитанном духом взаимной любви и постоянно напоминающем нам о нашем ничтожестве перед окружающей нас великой всемирной божественной силой, все будет произноситься не отталкивающими, заносчивыми и холодящими устами патентованной науки, а теплыми устами сердца, устами чуящего правду внутреннего голоса, устами истинной мудрости, доступной одинаково самому образованному ученому и самому необразованному ремесленнику, - той истинной мудрости, которую мы находим у великих философов всех времен и всех степеней образования и которая сеет вокруг себя не отчаяние и страдания, а душевное спокойствие и счастье. Богослужение и обряды в этом храме будут только объединяющим, согревающим и настраивающим фоном; сущностью же будут проповеди, речи и чтения, обнимающие собою все стороны духовного мира человеческого.

Гиллелизм есть несомненно единственная религия будущего, религия, которая раньше или позже вытолкнет и заменит собою все существующие, произвольно выдуманные религии. Основанный не на каких-либо догматах и фантазиях, не на каких-либо временно господствующих доктринах или настроениях толпы, не на темноте человеческой, а единственно на сердце и разуме человеческом, подлежащем повсюду одним и тем же законам, Гиллелизм, раз пустивши корни, никогда уже не ослабнет, никогда не поколеблется, никогда не будет бояться света и бороться с наукою, никогда не будет подвергать людей тем страшным страданиям от внутренней борьбы, которым, по мере прогресса цивилизации, подвергали людей все господствовавшие до сих пор и заменявшие друг друга религии. Гиллелизм будет жить так долго, пока будет жить человечество, и будет для всех грядущих поколений вечным, не иссякающим источником нравственной теплоты и света. Религия эта одинаково подходит и для самого образованного европейца, для самого темного представителя времен доисторических и для самого светлого представителя самых отдаленных времен будущего. Ибо она не зависит ни от каких национальных особенностей, ни от места, ни от времени, ни от степени развития и, не скованная никакими априористическими узами, а основанная исключительно на сердце и разуме человеческом, будет всегда приноравливаться к совершенствующимся требованиям сердца и разума.

Теперь посмотрим, какое отношение имеет Гиллелитская церковь к решению еврейского вопроса. Выше мы доказали, что, несмотря на всякие софизмы и самообман, мы страдаем и обрекаем на страдания потомство наше исключительно только из-за нашей религии, несмотря на то, что многие из нас в нее совершенно не веруют, даже стыдятся и укрываются с нею и ограничиваются только тем, что они к ней приписаны; что как мы ни будем закрывать себе глаза, эта религия есть альфа и омега всего еврейского вопроса; что ни либерализм будущих времен, ни Сионизм, ни какие-либо другие планы и надежды никогда не уничтожат и не ослабят несчастного еврейского вопроса до тех пор, пока не будет уничтожена основа и корень этого вопроса - та несчастная ложно-национальная каменная скорлупа, которая на веки облекла нас, как мумифицированный трупный остаток жившего в отдаленной древности народа и которая вот уже 2000 лет не дает нам возможности подвергнуться естественной эволюции всех народов, основанной на взаимном всасывании и сглаживании, держит нас вечно между небом и землею, не давая нигде прирости к почве, и обрекает нас быть на веки чужим, проклинаемым, не растворяемым и не растворяющим в себе окаменевшим инородным телом в живом организме всех народов и стран. Мы доказали, что эта несчастная скорлупа не содержит в себе ровно ничего идеального, что мы сохраняем ее не во имя какой-то возвышенной идеи, а просто вследствие тех принципиальных идейно-догматических преград, которые существуют между нами и окружающими нас религиями и делают наш переход к этим религиям для отдельных единиц нечестным, а для масс прямо никогда не возможным. Но мы показали, что есть путь нейтральный, который дозволяет нам с одной стороны разбить несчастную скорлупу, которая без всякой цели и идеи составляет всю суть наших вечных страданий, а с другой стороны не совершить нечестности и самоунижения, не пойти с челобитьем и повинной головой к врагам нашим, а с честью и с поднятой головой выйти прямо на почву нейтральную, свободную и никем еще не занятую, на которой раньше или позже братски и равноправно сойдутся все народы. Мы доказали также, что кажущаяся стойкость нашей еврейской массы происходит не от ее воли или от каких-либо особых присущих ей таинственных сил, а исключительно только от той стены, которой по вполне естественному закону эта масса никогда перейти не могла; но что чистая нейтральная религия, уничтожив эту стену, довольно скоро втянет и должна будет втянуть в себя спасительным образом всю эту массу в силу простого исторического закона, который мы наблюдаем у всех народов при встрече нисшего учения с высшим и в силу того простого физического закона, по которому каждая масса, испытывающая непрерывное давление со всех сторон и нашедшая в одной стороне открытое отверстие, несмотря на всю прежде казавшуюся неподвижность свою, устремляется с силою в открытое место и безостановочно пересыпается туда до тех пор, пока в прежнем вместилище не останется ни одной крупинки. Таким открытым отверстием для еврейства, как мы видели выше, может оказаться единственно только новая, нейтральная и чистая религия, которая уничтожит непреодолимую до сих пор догматическую преграду между евреями и окружающими элементами, и можно с уверенностью сказать, что лишь только первая община Гиллелитов будет основана, в нее постепенно и безостановочно будет переливаться все еврейство до тех пор, пока наконец от бывшего несчастного еврейского вопроса не останется и следа. Ибо Гиллелизм, в который все еврейство постепенно перельется, не будет заключать в себе ни капли из того, в чем заключалась вся суть и причина несчастного нескончаемого еврейского вопроса.

Посмотрим действительно, что сделается с евреями после перехода их в Гиллелизм. Заграницей, где к Гиллелизму, как к чистой религии будущего, без сомнения сейчас же кроме евреев начнет переходить и множество лиц других вероисповеданий, по истечении нескольких десятков лет невозможно будет уже узнать, какой Гиллелит происходит от евреев, а какой от других групп населения. Там, следовательно, по необходимости еврейский вопрос в самое короткое время исчезнет совершенно бесследно, так как, несмотря на всякие фразы о национальности, известно, что религия есть единственный признак, отличающий еврея от не-еврея. В одной только России, где переход христиан к Гиллелизму долгое время будет еще недозволен, о Гиллелитах некоторое время будет еще известно, что они бывшие евреи, и положение их будет еще не вполне нормальное. Но и здесь нам во первых останется та утешительная уверенность, что неполная нормальность нашего положения только временная, ибо не подлежит сомнению, что раньше или позже полная веротерпимость наступит и в России, как повсюду, и следовательно у внуков или правнуков наших от ненормальности положения не останется уже ни следа; во вторых даже и в то переходное время, которое нам придется выждать, разница между положением Гиллелитов и бывшим положением евреев будет огромная! Зная, что нигде на свете нет национально-Гиллелитской страны и Гиллелитского языка и что ничто не тянет и абсолютно уже не может нас тянуть к каким-то другим странам и языкам кроме той страны, в которой мы и деды наши действительно родились, и кроме того языка, которым говорит окружающее нас население, общество скоро поневоле привыкнет видеть в нас полных и естественных братьев своих, отличающихся от них верою, а некоторое время и происхождением, но уже поневоле и навеки, не на словах, а на деле, тесно и неразлучно связанных с ними интересами никогда уже не изменимой общей родины и общего языка. Общество скоро научится высоко ценить и уважать нас, ибо сущность Гиллелизма, не кроющаяся в каких-то страшных для окружающего мира талмудах, кагалах и т.п., будет всегда для всякого вполне ясна и открыта и поневоле будет внушать уважение, и всякий, вошедший в наш храм, поневоле будет относиться к нему с благоговением. Если даже нам придется некоторое время еще переносить неприятности, то они уже для нас не будут тягостны, мы будем переносить их гордо и с полным внутренним удовлетворением, сознавая, что мы переносим их не ради какого-то бессодержательного фантома, которого мы сами и стыдимся и с которым мы укрываемся, а ради высокой и священной правды, ради великой идеи будущего, перед которой раньше или позже преклонятся все преследователи наши. Имея сознание чистоты и определенности своей в своих собственных глазах и в глазах мира, мы будем всегда носить свое знамя открыто и гордо, и, где бы мы ни были, мы останемся всегда верными своему вполне ясному и определенному знамени, не должны будем укрывать свое "я" и подделываться под тон данного места или времени, повсюду мы будем в глазах мира гордыми членами всем известной незапятнанной семьи, а не какими-то париями. Мы перестанем быть летучими мышами, которые сами не знают, к какому лагерю животных себя причислить, и поэтому презираются и одним классом, и другим. Когда нас спросят, кто мы такие, каждый из нас сумеет ответить ясно и смело, без всякого заикания, краснения, невольной фальши и колебания: "я происхожу из евреев, принадлежу к такой-то нации и к такой-то религии и мое имя такое-то". Надо однако заметить, что вследствие получения истинной почвы под ногами, а также по общечеловеческому духу самого Гиллелизма, национализм Гиллелита будет выражать собою только то вполне естественное предпочтение, которое каждый человек отдает своей родине и своему языку перед всеми другими странами и языками, но он не будет иметь ничего общего с шовинизмом, заставляющим человека ненавидеть другие страны и языки, а тем более с тем крикливым и напускным ультрашовинизмом, который мы замечаем у многих (особенно польских) евреев, которые, чувствуя ненатуральность своего положения, стараются быть так сказать "более католиком чем сам папа" и этим часто производят прямо отталкивающее впечатление даже на тех самих, которым они хотят нравиться. Не имея ничего общего с какою-либо чужою страной или языком, Гиллелит поневоле будет вполне естественным и несомненным сыном своей фактической родины; а известно, что только чужие кричат и декламируют о своих чувствах, родные же дети любят естественно и спокойно, не опасаясь на каждом шагу, может быть их упрекнут в недостаточной любви. Когда дети наши спросят нас, кто мы такие, мы сумеем ответить им ясно, не увертываясь, не кривя душою и не отравляя их молодые души сомнением. Когда мы скажем им, что мы принадлежим к такой-то нации, они не найдут лжи и софизмов в словах наших, ибо увидят, что мы и отцы наши действительно родились в стране этой нации, в ней живем и будем жить, мы и потомки наши, а не стремимся к какой-то другой, совершенно чуждой стране, которой ни мы, ни отцы, ни пра-прадеды наши никогда даже не видали; что мы говорим и будем говорить действительно языком этой нации, а не каким-то особым диалектом или несколькими другими языками, не владея как следует ни одним из них; что мы не пытаемся противоестественно вырабатывать в них охлаждение к самому дорогому для них предмету, т.е. к действительной их родине, и искусственно вырощать любовь к стране и языку, с которыми они в действительности ничего общего не имеют и иметь никогда не будут. Если даже на первых порах исповедующие религию большинства будут утверждать, что данную нацию составляют только они, то это уже нас смущать нисколько не будет, так как мы будем сознавать, что это не голос правды, а только голос силы, которая раньше или позже уступит правде, тем более, что имеются все шансы на то, что раньше или позже Гиллелиты будут даже составлять повсюду не меньшинство, а большинство, и что им принадлежит будущность. Когда мы скажем нашим детям, что мы принадлежим к такой-то религии, они будут видеть, что это не ложь и софизмы, что мы действительно к этой религии принадлежим и не стыдимся ее и что стыдиться ее нам нечего; что предписания этой религии мы действительно исполняем; что у нас нет вечного разлада между словом и делом, между нашими собственными поступками и теми поступками, которые мы детей заставляем делать; что от их детских сердец, жаждущих религиозной теплоты, мы не укрываем наших храмов и нашего учения, заставляя их детский мозг непосильными трудами самому выработать себе смутное и холодящее сознание, что наша религия есть какое-то лжеучение, которого держаться ни в чем не следует, но к которому все-таки почему-то надо лицемерно причислять себя. При теперешнем положении, когда дети молчаливым взором спрашивают нас: "где наша религия? чему она учит нас? почему мы не исполняем ее? а если она ложна и ее исполнять не следует, то почему мы лицемерим и не отрекаемся от нее? за что и во имя чего мы страдаем, за что нас так презирают и гонят? утешьте нас по крайней мере хоть чем-нибудь и скажите нам, во имя какой священной идеи мы переносим все эти страдания и презрение?" - мы на все эти вопросы молчим, потому что мы сами кроме софизмов никакого ответа не имеем и в душе у нас также темно, как и у детей наших. Это нравственное страдание, вызываемое беспочвенностью и фальшью нашего положения, есть самое тяжелое из всех наших страданий; и чем больше еврейство цивилизуется, тем все больше увеличивается число этих несчастных беспочвенников. Когда же будет существовать община Гиллелитов, тогда она для всех евреев будет представлять собою убежище, куда всякий может перейти и сейчас же получить твердую почву под ногами; и это будет спасение не ложное и фантастическое в отдаленном проблематическом и никогда не достижимом будущем, как при Сионизме; не позорное, связанное с низким самоотречением и заведомою ложью и изменой, как при крещении; а спасение действительное, реальное, наступающее немедленно; спасение почетное и честное, представляющее собою в нравственном отношении переход от несомненно нисшего к несомненно высшему; не изменническое проскальзывание через узкое отверстие недоступное нашим братьям, а выход открытою большою дорогою, по которой все братья наши легко и с честью могут и будут следовать за нами к спасению и возвышению.

Недоброжелатели Гиллелизма вероятно не преминут обвинить нас в эгоизме и скажут: "Вам неудобно принадлежать к еврейству и вы хотите под благовидным предлогом отпасть от него!" Искренно вряд ли кто-нибудь это скажет после всего того, что мы изложили, а против обвинений лицемеров и фарисеев защищаться мы не находим никакой надобности, тем более, что всякий благоразумный человек понимает, что если бы мы хотели спасти просто себя, то нам не нужно было бы никаких предисловий не только для принятия Гиллелизма, но даже для крещения, если бы оно нам захотелось. Но так как целью Гиллелизма есть не личное спасение незначительной группы людей, а подготовление приюта для постепенного перелития и спасения всего еврейского народа; так как ради цели нашей мы не желаем, чтобы на деятельность нашу могла падать тень какого-либо подозрения в эгоизме; так как желая увлекать за собою темных братьев наших, мы желаем, чтобы они относились к нам с доверием и видели в нас всегда не эгоистических отщепенцев, а друзей и братьев своих, пионеров, которые работают для их добра, - то Подготовительный Комитет сим заявляет следущее: Перед окончательным сформированием Гиллелитской церкви с Синода Гиллелитов раз на всегда будет взято торжественное обещание в том, что, ради вечного ознаменования возникновения Гиллелизма из еврейства, Синод будет всегда принимать все меры, чтобы Гиллелиты нигде и никогда не пользовались никакими правовыми привилегиями в сравнении с евреями; что для этой цели например Гиллелиты будут перед лицом закона называть себя не просто Гиллелитами, а евреями Гиллелитского толка; что богослужение Гиллелитов между прочим будет заключать в себе постоянную формулу, напоминающую о том, что Гиллелизм возник из еврейства и что Гиллелиты должны заботиться о евреях как о ближайших братьях. Только тогда, когда в данной стране правовые ограничения, касающиеся специально евреев, окончательно исчезнут, местные Гиллелиты получат от Синода разрешение называть себя перед законами просто Гиллелитами и выбросить формулу о евреях из своего богослужения.

Мы доказали, что Гиллелизм будет самым реальным, самым скорым, самым легким и вместе с тем самым возвышенным решением еврейского вопроса. Но будет ли он только решением еврейского вопроса? Нет, он будет вместе с тем великим явлением общечеловеческим. Кто вдумался хоть немного в основы Гиллелизма и во все последствия, которые он за собою раньше или позже неминуемо поведет, тот поймет, что Гиллелизм явится новою светлою эрою для всего человечества; что та небольшая община, которую мы теперь желаем основать, скоро явится тем фундаментом и закваскою для возрожденного и братски объединенного человечества, и мы, евреи, должны гордиться тем, что на нашу именно долю выпала честь дать миру это великое духовное преобразование, подобно тому, как на долю первых евреев выпала заслуга дать миру первую основу монотеизма. Гиллелизмом закончится великая историческая миссия еврейского народа, и он ляжет на покой полный заслуг и оставив по себе самые лучшие воспоминания и уступая место зарождающемуся объединенному человечеству. Мы имеем перед собою дивный перст Божий, дивное сознательное стремление истории. Ни один народ не был бы способен стремиться к объединению человечества, ибо ни у одного из них не хватило бы столько самоотвержения, чтобы отказаться от своих уютных шовинистически-национальных рам; даже французы, которые в конце прошлого столетия стали увлекаться идеями общечеловеческого братства, скоро отпали от них, а отдельные лица из различных народов, стремящиеся к общечеловеческому идеалу, слишком слабы и имеют в условиях своей жизни слишком мало импульса, чтобы стремиться к этому идеалу с достаточной энергией. Для того, чтобы идеал этот мог быть достигнут, история сделала нечто замечательное и дивное: она взяла один народ и совершила с ним вещи небывалые, не слыханные в истории ни одного народа: она вырвала его из земли его и рассеяла его по всем углам земного шара, лишила его самостоятельности, почвы, языка, словом всего, что может поддерживать узкий национальный эгоизм, заставила его в течение двух тысячелетий переносить всевозможные страдания во всех краях, испытать на себе все ужасы человеческой розни, все проклятие, вытекающее от религиозных лжеучений и от уродования того Божественного учения, которое вложено в сердце и разум каждого человека; и в добавок ко всему этому она заперла для него всякие выходы и сказала ему: единственный выход из твоих несчастий есть та миссия, которую я тебе назначила: не уклоняйся направо или налево, потому что все это ни к чему не поведет; не отнекивайся от своей миссии; не пяться малодушно и бесцельно назад, ибо я отрезала тебе дорогу туда и вырвала с корнем все, что могло бы служить тебе там опорой или надеждой; не ищи тихой и бесславной смерти направо или налево в народных морях, ибо я воздвигла надежные стены, которых ты никогда не перешагнешь; тебе дорога только вперед, к великой и светлой цели, которую я тебе наметила; и, сколько ты ни будешь упираться, ты раньше или позже должен будешь пойти туда, ибо это воля непонятной тебе Всемогущей Силы, от которой ты не уйдешь. Сотни народов будут возникать и умирать, а ты, беспочвенный, будешь жить вечно и вечно влачить за собою несчастия и страдания, удары и презрение, до тех пор, пока ты не исполнишь своей миссии!"... Братья, Гиллелизм есть наша миссия; не будем же отнекиваться от нее, ибо она одна может вести нас к спасению, а все остальные дороги ложные и ведут нас только к бесцельному стучанию головой о стены нашей клетки; не будем отнекиваться от нашей миссии, ибо это миссия высокая и почетная. Пусть исполнятся наконец непонятые нашими предками слова великих пророков:

< надпись еврейскими буквами >

т.е. "ибо из еврейства выйдет истинное учение и слово божие из юдаизма".

* КАРАИМЫ (букв. "читающие"), еврейская секта, возникшая в 8 веке в Багдаде. Караимы признают Библию единственным авторитетным источником, отрицая традицию Талмуда.

ГИЛЛЕЛИЗМ

Обращение к еврейской интеллигенции